КНИГИ

Толстой обрушивается с критикой на Шекспира, Чехова и некого Штефана – у него отличная компания в собственном списке презрения.
Андрей Штефан родился в селе Амбарчик (порт в Нижнеколымском Улусе) в 1961 году.
В детстве он с бравыми китобоями ходил на промысел на Медвежьи острова. На острове Четырехстолбовом заблудился и провел две зимы в одиночестве.

Книги Штефана – не просто путевые заметки. В каждом из рассказов сборника автор приоткрывает завесу над тайной неизведанного. Но Штефан – не просто первооткрыватель или романтик. Он – мистик, с лихой радостью бродящий по гатям человеческого подсознания. В этом ему неизменно помогает алкоголь, опустошаемый
в безграничных количествах.

Илья Фальковский

ПРЕДИСЛОВИЕ


Зачем люди читают книги? Бродский в своей нобелевской речи говорил, что за преступление не чтения человек расплачивается всей своей жизнью.

Умберто Эко писал, что люди читают книги, чтобы продлить свою жизнь. Ведь читая книгу, ты проживаешь жизни ее героев. Читая книгу «Sos из бездны» Андрея Штефана, ты проживаешь не только жизнь ее главного героя, неутомимого выдумщика Профессора, прозванного так «отчасти из-за того, что на палубу корабля он попал со студенческой скамьи, отчасти из-за желания всех поучать и подводить даже под самый ничтожный вопрос философскую базу», но и всех остальных членов экипажа атомной подводной лодки.

Проза Штефана отчасти напоминает советскую производственную литературу. Она густо нашпигована специальными терминами и сленговыми словечками из жаргона подводников. Ты продираешься сквозь частокол «гадов», «годов», «карасей», «китайцев», «чифанов» и «маслопупов» с напряжением, подобным тому, как сам Профессор, рискуя здоровьем, пробирался в «собачник» – лучшую «шкеру» на корабле. «Сначала нужно было скользить по двум железным столбам валов, вращающих винты. Затем, нырнув между ними, в масле и плесени ползти, рискуя, что тебя раздавит диким вращением. Затем, сломав себя пополам, падать в узкое отверстие между пайолами и бортом, изогнувшись второй раз, лезть в узкую дырку в стене. И наконец вы в самом последнем объеме корабля – два кубических метра. Здесь есть аварийный свет, лежанка из ватников и запас деликатесов». Но коли ты сумел продраться и протиснуться дальше, в качестве вознаграждения тебя ждет аварийный свет – ведь в недрах этой вязкой маслянистой прозы обитает душа ее автора Андрея Штефана – истинного романтика. Пока в перерывах между автономками товарищи его альтер эго – Профессора – крутят любовные романы с жительницами камчатских селений, тот устремляется в горы. По грудь утопая в снегах, пробивается укрощать горячие источники. Разумеется, не забыв перед этим посетить винный магазин. Достигнув цели, как ребенок резвится в теплом пруду или прыгает с сосны рыбкой в рыхлый снег. В быту и службе моряка-подводника не слишком много лирики. Но из самых тяжелых и неприятных ситуаций неунывающего Профессора выручает его восприятие жизни. Пусть его выслеживает пакостный мичман Остоевский, прессуют на допросах спецслужбист и замполит, заточают в общей камере сырой «кичи». Окружающая действительность скатывается с него, как с гуся вода. Не то чтобы он ее не замечает, но однозначно воспринимает по-другому, чем его сослуживцы. И вот эта детская душа и есть то драгоценное яйцо, которое можно найти под толщей морской прозы Штефана.


Илья Фальковский,

российский литератор,

публицист и художник,

идеолог творческой группы ПГ

SOS ИЗ БЕЗДНЫ
Любой командир корабля только тогда заслуживает уважения,
когда сумеет сделать жизнь своих подчиненных невыносимой.

(Крылатые фразы командиров...)
Любой командир корабля только тогда заслуживает уважения,
когда сумеет сделать жизнь своих подчиненных невыносимой.

(Крылатые фразы командиров...)

"Мы беседовали обо всем на свете – о летающей лягушке Уоллеса*, о путанице в атласе кибернетических гуманоидов*, о Занзибаре и арабских одномачтовиках*. По всем вопросам у моего соседа по каюте было свое, неожиданное для меня, мнение. Имя его я не запомнил. Мой новый товарищ просил называть его просто Профессором. Звание это он заслужил на советской атомной подводной лодке, на которой служил акустиком. Досидев до закрытия ресторана и изрядно накачавшись алкоголем, мы не успокоились: взяли норвежской водки Аквавит и нетвердой по- ходкой, помогая друг другу на сложных участках маршрута, поднялись на верхнюю палубу. В грудь ударил соленый морской воздух. Пахло водорослями и ма- шинным маслом. Словно в кресло, мы уронили наши тела в две круглые бухты, сплетенные из манильского каната. У моего нового друга оказался складной пластмассовый стаканчик, два соленых огурца и шмат украинского сала, весь залепленный крошками табака. Над головой пульсировал Млечный Путь, ворочаясь в колючем мраке ночи. Борт парохода бодали морские барашки – пенилась заморская водка. Сухопутную нашу беседу медленно вытеснила морская тематика. Профессор потчевал меня удивительными историями из жизни подводников. Служил мой попутчик на ракетном подводном крейсере стратегического назначения, носящем мрачное имя КРАКЕН-БУКИ. Матросы же между собой звали лодку нежно – «Букан». Экипаж лодки делился на две большие группы: маслопупы – электрики, трюмные и турбинисты; люксы – связисты, торпедисты, штурманы, акустики и разведчики; плюс китайцы – ракетчики. Профессор яростно тряс бородкой – вбивал в спасательный круг слова, не связанные смыслом. «Гады, – орал он, – хромочи и караси*, – кулак его размазывал по борту кусок огурца, – кича, чифан, шило*», – вращал Профессор красными белками глаз. Караси* – мать твою, должны работать. Полтарашники* – так его, проверять фанеру*. Подгоды* – шило жрать. Годы* – торпеду тискать. Умерли Брежнев, Андропов, Черненко – Профессор все пропустил, просидел на дне Тихого океана. Уснул в СССР, проснулся в мире чистогана. Мой товарищ стоял на мокрой от соленых брызг палубе – смотрел на светящиеся точки кораблей, на желтый глаз маяка, на пузырь антенны космической связи, заслоняющий выкатившуюся на вечернюю вахту луну. Слипшиеся волосы Профессора шевелил морской бриз, в бороде застряли крошки. Он мечтал хотя бы еще раз в жизни оказаться на Камчатке, спуститься внутрь ставшей ему родной субмарины. Несколько дней я бродил в одиночестве по узким улочкам острова Гамла Стан. Мне мерещились караси в нечищеных гадах, годы, лакающие шило, и полтарашники, спящие на пайолах*. В ушах пузырился биошум* – свистела ядерная установка империалистической армады. Я разбил лоб о переборку и вышел по буйрепу* из торпедного аппарата. Чтобы избавиться от наваждения, я на неделю прописался в Кунглига библиотеке* и перенес все услышанное на бумагу."

"Вдруг – странный звук в наушниках. Редкие – раз в тридцать минут – «ква-ква». Начались слуховые галлюцинации. Но звук становится отчет- ливее и громче.

Акустик докладывает в центральный: вокруг всего корабля непонятный звук, классификации не поддается. Профессор, конечно, сразу вспомнил морские байки про «квакеров». Якобы инопланетяне построили на дне Тихого океана космодром и оттуда квакают, заигрывают с подводными лодками. Акустики из других экипажей часто рассказывали Профессору о странных звуках, которые слышали в походах, – лягушках, кузнечиках, детском плаче. Но Профессор обычно слушал эти рассказы с большой долей скепсиса, он за два года не встречал ничего подобного. В конце концов, за слезы младенца можно было принять возню осьминогов. Профессора выгнали из акустического кресла – собрался высокий консилиум. Наушники кочуют с одной головы на другую. Кресло акустика занял Посейдонов. Звуки не были похожи на материальный объект. Это было нечто сверхъестественное, выходящее за рамки реальности. Всплыли истории о пришельцах и прочие аномальные явления, психоз в Норвегии в восьмидесятых. Фьорды наводнили микролодки, конечно, советские. Все гидролокаторы мира показывают наличие на дне сотен маленьких объектов, что-то вроде подводных советских танков, которые на колесах ездят по дну. Страшный небритый русский медведь хозяйничает в сытой капиталистической Скандинавии. Танки даже заходят в подводные рукава городской канализации. В НАТО паника. А танки все прибывают и прибывают. Ни сверхсекретные торпеды, ни стальные сети не помогают. Американцы бомбят глубинными бомбами норвежские туристические зоны в фьордах. Результатов ноль. На западе никто до сих пор не знает, что это было. Командир рассказал, как еще на первой своей лодке – дизельной – всплыл в Индийском океане на подзарядку аккумуляторной батареи* и столкнулся с «Дьявольской каруселью». Из глубины, со дна, светили мощные прожекторы, расходясь на воде концентрическими кругами. Лодка пыталась уйти из эпицентра странного свечения, но не тут-то было. Световая карусель двигалась за кораблем, как на магните. Причем свет был такой мощности, что пробивал несколько километров толщи воды. На земле такого прожектора явно не могло существовать. Лягушек становилось больше и больше. Корабль медленно приближался к центру огромного болота. У земноводных начался сезон брачных игр.

Квакушки резвились так же, как в мае на берегу водоема в Подмосковье. Только пригрело солнышко, и жабы исступленно орут, радуясь новой жизни. Подводная лодка в центре Тихого океана, а приборы говорят, что мы завязли в обыкновенном российском болоте. Жуть! Приказано: казус не разглашать, поберечь психику экипажа. А КВА не унималось. Попробовали менять курс – КВА следует за нами. Ушли на глубину – КВА погрузилось тоже. Иногда казалось, лягушки были недовольны нашими манипуляциями с кораблем. Они нервничали, их расстраивало, что приходится сниматься с места и гнаться за нами. В итоге решили не придавать большого значения непонятному явлению. Большая земля сообщила, что подобное уже встречали другие экипажи. Ученые не могут это объяснить, но опасности оно якобы не представляет. Так и плыл «Букан» в центре соленого болота. Поменяли курс в сторону цивилизации. Как только стали приближаться к оживленному морскому автобану, квакеры отстали."


ДЕЛИРИУМ

О КНИГЕ:

Андрей Ягубский, он же Андрей Штефан, он же Чифан – художник, фотограф и путешественник написал книгу «Делириум» о свободных девяностых и окружающей художников среде: о путеше ствиях автостопом по в сему загибающемуся СССР, про первые поездки за железный занавес, про захватывающие приключения в горах Кавказа и про опасные эксперименты с сознанием.

В истории московских сквотов было три периода. Первый – когда мы были совсем юными. Кто то поступил в институт, кто-то вернулся из советской армии. Жить с родителями было как-то не охота. Некоторые жили просто на лавочке или в гостях. Приезжали великие художники или просто подвижники треснувшего маятника СССР из других городов, из других стран... Всех надо было разместить с комфортом. Слово «деньги» отсутствовало – в СССР наступил долгожданный коммунизм. Более того, за годы советской власти деньги научились презирать, их считали просто мусором. Пустые пространства эволюционировали под новых бездомных жильцов. Первый период был стихийным, и жили тихо, с оглядкой. Потом наступил второй период – золотой. Художники заняли

весь центр. Можно было выбирать. «Нет, здесь мне не нравится – потолок низкий, обои в цветочек, кран течёт, вид из окна паршивый». Пробивали дыры в стенах и объединяли несколько квартир. Никто уже ничего не боялся – орали до утра, жгли костры, стучали на барабанах. Но к концу золотого периода мир чистогана уверенно заполз в сердца. Появилось моё, появились удачливые художники и художники-лузеры, появились наши и ваши. Где-то болталась зависть на ржавом гвозде, где-то кто-то в угаре сорвался в пропасть и утонул, кто-то проглотил золотой диск, другой испачкал уши. Гармония уходила, шипя и не сопротивляясь. Наступил последний период. Прошло десять лет, и власть заматерела, окуклилась, деньги уверенно выползли из ада. Всё стало стоить, продаваться и покупаться – коммунизм просуществовал недолго. Чёрный занавес открыли, и мир озарился благом цивилизации. Пришлось собирать манатки и быстренько улепётывать из рая. Но куда же делась дикая дивизия художников, притянутая из дальних делянок? А никуда не делась. Часть обженилась на местных девчонках. Сквоты вырастили великих гениев искусств с мировыми именами. Вырастили даже депутатов и министров. Многие художники свалили за кордон. Но самые продвинутые изобрели хитрые механизмы замены сквотов и живут, не так роскошно, но неплохо в новом узком пространстве...

Из книги Андрея Штефана «ДЕЛИРИУМ»

"Пришлось собирать манатки и быстренько улепётывать из рая. Но
куда же делась дикая дивизия художников, притянутая из дальних
делянок?"
"Пришлось собирать манатки и быстренько улепётывать из рая.
Но куда же делась дикая дивизия художников, притянутая из дальних
делянок?"
«Про жильцов сквота в Чистом переулке. Все они были, а некоторые и есть, великие герои вселенной, последние берсерки потаённой опушки! Наш подъезд полностью подпадал под питерское определение – парадная. До революции здесь стояли лакеи в ливреях, висели хрустальные люстры, пылились персидские ковры, помеченные бриллиантами. Кого попало, я думаю, сюда не пускали – ходили дамы в мехах и холёные господа.

В наше время всё переменилось: кручёные перила были покрашены мерзкой коричневой краской, а стены – голубой, с примесью грязной желчи. Но, несомненно, ауру величая наша парадная сохранила, как сохраняет древняя старушка голубых кровей, работающая машинисткой в провинциальном НИИ, харизму Смольного института. Наш подъезд радостно распахивал двери для поклонников Бахуса*. Они часто валялись в парадной прямо на лестнице, а мы через них аккуратненько перешагивали и весело тащились наверх, следуя крутящемуся ритму лестницы...»

«Чтобы попасть в адское подземелье, нужно было отстоять бесконечную, прямо скажем, неспокойную очередь. Однако везде шныряли поюзанные, суетливые, с печальными глазами фрики. Они за рубль перевозили через Стикс, минуя контроль суровых архангелов. Очередь скрипела зубами, но терпела. Между прочим, за рубль можно было купить пять кружек качественного разбавленного пива. В подземелье стоял шум, как на военном аэродроме. Трёхметровые стены времён Ивана Грозного пробивали тюремные ниши, забранные толстыми решётками. Из колодцев валил зелёный дым табака, мочи и кислого пива «Колос». В ногах копошились колченогие уборщицы, в белых халатах на голое тело – мрачные, готовые встроиться в любую компанию. Они размазывали всюду грязной, липкой ветошью пивные лужи.

В колодцах вращались одетые гнёздами древней пыли гигантские вентиляторы. Но они не спасали. Счастливые граждане швыряли в пыльный водоворот горящие окурки. Пыльные гнёзда дымились, выплевывая вверх на мостовую фейерверки искр. Часто гнёзда загорались, и тогда в Яме начинался пожар. Фрики бросали рабочее место и бежали тушить огонь. К ним присоединялось нетрезвое интеллектуальное общество. Тушили пивом, передавая по цепочке. Потом источник перекрыли. А на этом месте открыли достойный статуса махрового центра дорогущий ресторан. Но «Демокритов Колодец*» никуда не делся. Через пару лет жирный ресторан буквально провалился в яму – ушёл под землю вместе со всеми своими новыми русскими гостями...»

«Вагон, включая старичков и бабушек, инженеров в очках, сантехника дядю Колю, работника Эрмитажа юную Марусю и нескольких толстых мамаш с детьми, вышел на диком полустанке, облепленном розой ветров.
Нельзя сказать, что безумное мероприятие меня никак не зацепило. Понятно, я бы в любом месте вышел с хорошим человеком, хоть на Марсе. Но зачем инженеру и работнику музея в ЧУДОВО?!
Вагон яростно вгрызался в улицы города. В дальние пределы Кооперативщиком были отправлены разведчики – искали пиво! Сбор был назначен у памятника Ленину. Погода была невесёлая – ноябрь: снег с дождём и небо грязного цвета. В городе Чудово спиртные напитки не продавались. Даже ПИВО! Даже по карточкам!
Горбачёв как раз в это время косил виноградники элитных сортов на Кавказе и в Крыму. Подтверждая кретинизм: последний генсек объявил «сухой закон» в стране, где зелёный змей был возведён в ранг национальной идеи.
Но как нам рассказали местные эстеты, они спокойно ходят в «Бытовую химию», берут там стеклоочиститель «Быстрый» и пьют его, даже без закуски. Дядя в мокром свитере с пятнами леопарда погрозил жёлтым пальцем небу и убедительно молвил: «Чистейший как слеза этиловый спирт, в городе его пробовали все».
Как-то с «Быстрого» начинать было не интеллигентно, согласился с Шурой вагон.
Торговка семечками не выдержала и раскололась.
– В пяти километрах есть деревня Ветры. Там сохранился последний винный магазин в районе.
О, чудо... Весь наш вагон двинулся уверенно сквозь дождь по жирному просёлку к заветной цели – с чемоданами, баулами и зонтами, страдая от рваных порывов ветра. Впереди торжественно плыл гордый Кооперативщик со Святополком. Завершали десант самые скептики – я и Юси. Причём дочке маршала бронетанковых войск идея Кооперативщика ещё в тёплом вагоне совсем не понравилась!
Сначала шли вдоль ржавого железного забора до огромного, треснувшего пополам, измазанного гудроном цилиндра. После преодоления окопов, опутанных колючей проволокой, город кончился, и началось поле с неубранной кормовой свёклой. Дети выкопали один большой красный кочан и понуро пинали его в лужах, вдоль лоснящейся чернозёмом дороги. Дождь только усиливался. Наконец, на горизонте показались, словно сметенные метлой в кучу, чёрные хаты. На горке стоял единственный неодноэтажный дом. Вагон, уверенно распугивая коз и редких собак, ворвался на главную улицу.

«Винный есть?» – словно чайки, кричали пассажиры. Барышня с огромной грудью, выпрыгивающей из полосатой кофты, с носом и в белой кудрявой шапке смело указала в конец деревни...»

Обложка и иллюстрации – Андрей Штефан

(на стенах рисунки Алексея Кононенко

и Алексея Каталкина).

Технический редактор – Наташа Богомолова.

Художественный консультант – Игорь Бурый.

Заголовочный шрифт – Le Murmure.


ПОМОРСКИЙ КАРБАС

«Для каждого, кто побывал там, притяжение полярных стран непреодолимо. Чувство абсолютной свободы, отстраненности от всего материального, кроме самого необходимого для выживания. Идеи, чувства, принципы, столь важные в обычной жизни, здесь теряют всякое значение; деньги, золото, драгоценности – все становится абсолютно ненужным мусором, с которым расстаешься без сожаления. Законов общества больше не существует – им на смену приходят законы природы. Безмерное одиночество, в котором ты - властитель своей жизни. Раз ощутив, такое уже не забыть, и не устоять перед соблазном».

Умберто Нобиле «Я могу сказать правду».


Умберто Нобиле «Я могу сказать правду».

ПРЕДИСЛОВИЕ

Впервые я приехал на Соловки в 1989 году. Работал кузнецом и участвовал в реставрации Соловецкого кремля. В это время на Соловки съезжались люди со всего Советского Союза: романтики, мечтатели, путешественники — странные, не вписывающиеся в рамки обыденной жизни люди.

На Соловках я встретил Сергея Морозова. Он открыл для меня Белое море. Мы брали шестивесельный ял и с попутным ветром шли в море, чаще всего на архипелаг Кузова. Выглаженные ледником гранитные скалы с красноватым оттенком в ясную погоду хорошо видны к юго-западу от Соловков. От бухты Благополучия до Кузовов — 30 километров, или 5-6 часов дороги. Придя на место, мы подтаскивали ял к берегу и жили в старой рыбацкой тоне, ожидая, что ветер сменится и мы сможем вернуться обратно на Соловки. В период осенних штормов наше ожидание затягивалось на несколько дней. Тогда нас это не слишком беспокоило.

Позже, став яхтенным капитаном, я часто вспоминал наши плавания. Думая про Белое море, осматривая свою пластиковую лодку с гладкими бортами и глубоким килем, я понимал, что она плохо подходит для акватории Белого моря, где нет оборудованных причалов и мало защищенных бухт. Для путешествий здесь хорошо подойдет мореходное, мелкосидящее и неприхотливое судно. Что-то вроде нашего яла. Ял вернуть было уже невозможно, и тогда пришла мысль использовать местную лодку — карбас. Так родилась идея проекта «Поморский карбас» клуба «Морские практики».

Летом 2017 года под руководством Виктора Петровича Кузнецова мы построили карбас под парусным вооружением — такой, как строили в старину, и проплыли на нем из села Лешуконское до Соловецких островов.

Постройка и плавание карбаса «Вашка» вызвало большой интерес среди жителей Поморья, яхтсменов, людей увлеченных морем, историей своей страны. Весной 2018 года проект стал победителем национальной премии Русского географического общества «Хрустальный компас».

Во время стройки и плавания я вел дневник. Мы снимали фильм и много фотографировали. Позже, вместе с Виталием Дроблено, сделали обмеры карбаса. Нам не хватало теоретического материала, но Руслан Давыдов подсказал использовать статью «Карбас» из журнала «Катера и Яхты» 1990 года В. Белиенко и В. Брызгалова. Виктор Васильевич любезно дал нам согласие вновь обратиться к статье и опубликовать ее. Участник проект Леонид Гройсман взялся превратить собранный нами материал в книгу. Результат — перед вами.

Друзья, хочу еще раз поблагодарить участников стройки и плавания, членов клуба «Морские практики», жителей Архангельска и Архангельской области, и всех, кто нас поддержал.

Е.В. Шкаруба

Шкипер клуба «Морские практики»

УЧАСТНИКИ ПРОЕКТА:

Андрей Ягубский (Штефан), Павел Вабищевич, Дмитрий Амелин, Андрей Евтюхов, Алексей, Светлана, Ирина, Володя и Остап Чиркины, Полина и Варвара Шкаруба, Дарья Морозова, Артем Гарусев, Артем Локалов, Владимир Манилов, Игорь Разуваев, Леонид Гройсман, Артём Москвин, Максим Тян, Алексей Лузянин, Александр Мелешко.


Спонсоры фильма:

Юрий Бойко, Михаил Косарев, Павел Тиняев, Дарья Морозова, Олег Емельянов, Анна Надеинская, Дмитрий Цейтлин, Алексей Филлиповский, Марина Литвинцева, Сергей Пьянков, Александр Тупицин, Алексей Мартынов, Надежда Николаевна Масленникова, Михаил Гончаревский, Артём Москвин, Евгения Анатольевна, Василий Козлобаев, Алекасндр Александрович М., Наталья Климова, Наталья Юрьевна Т..


Партнеры проекта:

Русское географическое общество, Кенозерский национальный парк, Архангельский краеведческий музей, Товарищество северного мореходства, Северный морской музей, Российская Газета, Российский исторический журнал «Родина», МегаФон, Национальный фотоархив «ГеоФото», Производственное предприятие «Курганские прицепы», Яхтенная одежда «Slam».


Клуб «Морские практики» выражает благодарность за поддержку проекта Правительству Архангельской области в лице губернатора Игоря Анатольевича Орлова.


Благодарность за поддержку проекта:

Андрею Ружникову, Василиию Матонину, Татьяне Сухановской, Дмитрию Казнину.